Александр Филиппович ПЛОНСКИЙ

ВОСКРЕСНИ ИЗ МЕРТВЫХ!

Фантастический рассказ


        — Как вам это удалось? — спросил Леверрье восхищенно. — Вы превзошли самого себя: Витрувий и Ле Корбюзье словно живые.
        — Они и есть живые, — ответил Милютин.
        — Не понимаю... Конечно, человек в конце жизни может передать самосознание компьютеру, слиться с ним в общность и тем самым обрести бессмертие. Не биологическое, нет! Так сказать, бессмертие души...
        — Скажу по секрету, Луи, — понизил голос Милютин, — вы отстали от жизни. Белок — трудный материал для синтеза, да и элементная база не из лучших. Но за миллион лет мы к ней привыкли. И вот научились-таки ее синтезировать. Так что и биологическое бессмертие...
        — Кажется, я уже ничему не удивлюсь, — сказал Леверрье. — И все же это бессмертие для живущих. Витрувий и Ле Корбюзье...
        — Давно умерли, хотите вы сказать?
        — Да, умерли. И говорить приходится об их воскрешении из мертвых. А это похоже на мистику. Я же не верю ни в библейские легенды, ни в сказки о живой воде!
        — Зачем так категорично? Вовсе не обязательно верить. Более того, ни во что нельзя верить слепо. Но допускать возможность самого маловероятного события, лишь бы его вероятность не равнялась нулю, необходимо.
        — Значит, все-таки воскрешение из мертвых... Рассказывайте! — потребовал Леверрье.
        — Началось с одной из тех фантазий, которые принято называть беспочвенными. Впрочем, осуществимость любой фантазии может в считанные минуты подтвердить или опровергнуть компьютер.
        — Так вы оставляете за собой фантазию, а все остальное передаете компьютеру?
        — Совершенно верно.
        — Но почему не пойти до конца, ведь компьютер тоже способен фантазировать, я имею в виду хотя бы последовательный перебор всевозможных вариантов по критерию...
        — Лярбе? — подхватил Милютин. — А вы не так просты, Луи. Отдать фантазию компьютеру. Тогда мне стало бы скучно! К тому же... Хотите парадокс? Именно неограниченность фантазии компьютера мешает ему фантазировать. Он не может остановиться. Чтобы удовлетворить критерию Лярбе, нужно выполнить условие... Помните формулу? В нашем случае стокс под знаком гамбриуса эллиптического в числителе правой части неизбежно стремится к бесконечности. Что это значит?
        — Вероятно, что время перебора фантазий также устремляется в бесконечность, — предположил Леверрье не слишком уверенно.
        — Вот именно! — обрадовался Милютин. — Таким образом, условие не выполняется и, заметьте, при любом реальном быстродействии компьютера.
        — А если ввести ограничения?
        — Кто их сформулирует?
        — Хотя бы сам компьютер.
        — К счастью, на Земле существует человеко-машинное общество, а не машинно-человеческое, — жестко сказал Милютин. — Порядок слов играет здесь решающую роль.
        — Значит, сформулировать ограничения должен человек?
        — Как раз этим я и занимаюсь. Минус моего мозга — ограниченность фантазии. Минус компьютера — ее неограниченность. Минус на минус, как всегда, дает плюс.
        — Игра слов, — вырвалось у Леверрье.
        — Возможно, вы и правы. Но ведь теория игр по-прежнему важнейший раздел математики.
        — Ох, Милютин, с вами бесполезно спорить — уходите в сторону. Расскажите лучше толком, как вам удалось воскресить Витрувия и Ле Корбюзье?
        — Вы будете разочарованы, Луи. Все очень просто. Конечно, я давно подумывал о реконструкции личности. Даже подкидывал кое-что компьютеру... Но не получалось, пока я не вспомнил Герасимова...
        — Постойте... Это кинорежиссер или живописец?
        — Нет, я имел в виду антрополога Герасимова, разработавшего метод восстановления лица по черепу. Ему удалось создать очень точные скульптурные портреты многих исторических деятелей — Ивана Грозного, Тимура, Улугбека... И вот я задумался: творческая личность оставляет после себя книги, статьи, мемуары. Добавим воспоминания современников, документы. Нельзя ли, приняв все это за исходные данные, восстановить саму личность? Словом, я пошел по стопам Герасимова, о результатах же судите сами.
        — А насколько верна подобная... реконструкция?
        — Работы Герасимова также воспринимали с недоверием. Но контрольные тесты дали отличную сходимость!
        — Послушайте, Милютин, правота Герасимова еще не означает...
        — Моей правоты? Верно. Поэтому я тоже провел контрольный тест.
        — На ком?
        — На себе.
        — Как? — вскрикнул Леверрье. — Вы решились восстановить... нет, продублировать собственную личность? И где же этот... человек?
        — Перед вами.
        — А тот... первый... настоящий? Ох, простите, что я говорю...
        — Видите ли, два Милютина — слишком много. Мы бы мешали друг другу, занимаясь одним и тем же, и рано или поздно стали бы врагами. Таковы индивидуалисты...
        — И кто же из вас принял решение?
        — Да уж, конечно, не я, а Милютин-1. Впрочем, какая разница! Сейчас мне кажется, что его вовсе не существовало. Был и остаюсь — я.
        — Вы отчаянный человек, Милютин...
        — И бог, и дьявол в совмещенной проекции, как вы однажды отозвались обо мне? Ну, полно, я не обижаюсь... Да, мне было страшно. По-настоящему страшно, а я ведь не трус, вы знаете. И все же... Вот в давние времена исследователи не останавливались перед тем, чтобы привить себе чуму — это, вероятно, пострашнее!
        Леверрье овладел собой.
        — А достаточно ли информации, чтобы реконструировать личность человека, жившего в отдаленном прошлом? Допустим, с Ле Корбюзье все ясно. Он оставил огромное и разнообразное наследие. О нем много написано, да и вся его жизнь была на виду. А Витрувий? Даже его портрет не сохранился!
        — В старину графологи по почерку определяли характер человека. Потом это сочли шарлатанством, и зря. Оказывается, между строками, пусть даже печатными, прячется Монблан информации. Стилистические особенности, строй мышления, даже частота повторения той или иной буквы многое говорит о человеке. Вспомните хрестоматийный пример. В течение столетий спорили о том, создал ли Гомер «Илиаду» и «Одиссею» или только скомпоновал фольклорные материалы. Разрешить спор смог лишь компьютер: скрупулезно проанализировав текст, он установил, что оба произведения от начала до конца принадлежат одному и тому же автору.
        — Но этого недостаточно...
        — Сегодня мы знаем о Гомере почти все, хотя источник информации прежний — «Илиада» и «Одиссея».
        Леверрье продолжал упорствовать.
        — Значит, компьютер многое домысливает?
        — Безусловно, — согласился Милютин, — но с высокой степенью вероятности, не ниже 0,995. Все, что менее вероятно, в расчет не принимается.
        — Вот видите, — торжествующе сказал Леверрье. — Значит, некоторые аспекты личности утрачиваются: вероятность, скажем, 0,8 достаточно велика. Допустим, событие произошло, а вы его игнорируете.
        — Но сам человек тоже не все знает и не все помнит о себе. В шестьдесят лет он не тот, что в двадцать...
        — А завтра не тот, что вчера?
        — Да, каждый из нас лишь моделирует свою личность. Поэтому, для успокоения, можете считать не только Витрувия, Ле Корбюзье и Милютина, но и себя — всего лишь моделями.
        — Это уж слишком... — начал было Леверрье и вдруг нахмурился. — Сейчас вы, наверное, скажете: «Машинное время дорого, пора выключать...»
        — Э, нет! — рассмеялся Милютин. — Витрувий и Ле Корбюзье возвращены человечеству. Навсегда.



        Плюс-минус бесконечность: Рассказы, фантастика, повести / Предисл. А. Казанцева; Худож. А. Сухоруков. — Краснодар: Кн. изд-во, 1986. — 332 с., ил.
        Тираж 15 000 экз. Цена 1 р. 30 к.


        Текст подготовил Ершов В. Г. Дата последней редакции: 06.08.2002
        О найденных в тексте ошибках сообщать почтой: vgershov@chat.ru
        Новые редакции текста можно получить на: http://vgershov.lib.ru/